Воспитание чувств в Нью-Йорке

Нынче в Манхэттене популярны иронические плакатики в стиле 50-х с сияющими домохозяйками и стильными сэрами, подписи к которым создают смешной контраст с изображениями. Плакатики эти продаются уличными торговцами радостным туристам чуть ли не через квартал.

И создают еще один элемент самоироничного, цинично-дурашливого нью-йоркского стиля...

( Collapse )

Социальный календарь Принцессы Обезъянок оказался заполнен вперед чуть ли не на все лето. Но уже первый званый день рождения, в крошечном зоопарчике в получасе езды от Нью-Йорка, принес неожиданность.

- Что она пялится, старая карга? – испугалась Метида. – Свят-свят-свят!

 

( Collapse )

- Я так лаваю это мороженое! – ныл Маг во время прогулки по Манхэттену, влюбленно таращась на вафельную воронку «Кинг кона» в окошке уличного киоска. – Сверху шоколад!  И орешки! И вафелька вкусненькая! Йамми!

Я не выдержал и купил.

Маг, дрожа от счастья, принялся за работу. Дойдя до середины стаканчика, он принялся подлизывать подтеки, не удержал волнения, запутался в руках – и уронил мороженое на троуар.

- А-а! – в ужасе закричал Маг, неверяще глядя на шмяк. И - разрыдался.

Глубину и периметр горя измерить было невозможно.

- Ладно, успокойся, - сказал я. – Вон другой киоск, я куплю тебе новое мороженое. Точно такое же.

Маг сквозь слезы пощурился на киоск и в отчаянии воскликнул:

- Да, но тогда мне придется начать все сначала!

Как же все-таки хорошо, когда еще можно вот так – все начать сначала, с завистью подумал я.

Маг разрыдался еще пуще.
 

Шесть лет я ездил на работу-с работы мимо Уолл стрита. Утром публика в вагоне метро, как правило, напряженно молчала. Но порой вечерами, после удачных торгов, случались беседы.

- Да, уже двое деток, - выловило как-то мое спящее ухо. – Вот фото...

Надо мной, кимарящим на лавке, зависли на поручнях Гладкий и Старуха.

Сразу оговорюсь, что уступать женщинам место в нью-йоркском метро есть сексизм, дискриминация и оскорбление по половому признаку. А предлагать свое сиденье пожилым дамам – еще и плевок в ботокс по возрастному критерию.

- У вас же, кажется... я что-то такое слышала...– промямлила Старуха.

- Это моя вторая жена, - уточнил Гладкий. – С первой мы прожили девять лет. Но так и не завели детей.

- Бывает, - сочувственно вздохнула Старуха.

 

( Collapse )

Как известно, пап у Принцессы Обезъянок два. Даже три. Правда, третьего папу ценой тысячеразовых уточнений удалось обособить. Теперь Принцесса бегает за дедушкой со счастливыми воплями:

- Папамамы! Папамамы!

А за Магом она продолжает семенить хвостиком с восторженными криками:

- Папа! Папа!

Нет у Мага более преданного почитателя, копирующего каждый его жест.

- Уберите от меня это! – время от времени в отчаянии взывает он.

 

( Collapse )

- Папа, я о-очень завидую Энтони, - скорбно признался Маг.
- Какое совпадение! – оживился я. – А я, признаться, завидую его папе.
- Ты почему папе завидуешь? – заинтересовался Маг.
- Он делаеть двести пятьдесят тысяч долларов в год! - затосковал я. – И в ус не дует... А ты почему завидуешь Энтони?
- У него железная челюсть! – восхищенно просиял Маг.
- Как это?
- Его каждую неделю водят к тете по зубкам! – зачастил Маг. – И усыпляют, чтобы он не кричал и не бил тетю ногами! И на зубки надевают железные короны! У него уже почти все зубки сверху железные, и половина – снизу! Это так красиво!
- Ты знаешь, - я задумчиво поглядел на Мага. – Кажется, я только что перестал завидовать папе Энтони...

На пятничном совещании наши менеджеры ужаснулись. Последний анонимный опрос показал: сотрудники считают, что их труд недооценивают! А ведь наш компьютерный департмент уже второй год попадает в сотню лучших для работы мест по версии журнала“Computer World”! Как же вас аппрешиейтать, родные? – скорбно возопило начальство, раздавая карточки для анонимных предложений.
Мы с Судоводом, как и большинство пролетариата умственного труда, твердо, коверкая для неузнаваемости почерк, написали о новомодном – телекоммьюта хотим! Раз в неделю желаем работать из дома, благо технология позволяет издаля быть загруженным в офисный комп, а при нужде - видимым-слышимым.
( Collapse )

Маг примерил пластиковую корону, купленную в цирке.

Мы с Метидой оглядели окороненного ребенка.

            - Я коро-оль! – вдруг вспомнил я арию из видеоспектакля про фиолетового динозавра Барни, нашедшего в лесу корону.

- Я коро-оль! – не сговариваясь, в одно мгновенье со мной тоненько затянула Метида.

            - Вы, что ли, с ума сошли? – вежливо уточнил Маг.

            - Дорогая, я всегда говорил, что это судьба... – счастливо прошептал я.

            - Становится скучно. Пора разводиться, - сокрушенно вздохнула Метида.

 
            - Вот у моего папочки, - вкрадчиво заметила Метида, - все рубашечки висят на вешалочках в ряд. Утром он берет рубашечку справа, а вечером вешает ее слева. Переберет ряд два раза – и в химчистку. Это я к тому, что у тебя есть рубашечки, которые уже не спасти. А есть – словно ненадеванные...
            - Дорогая, - загрустил я. – Хочешь ли ты быть замужем за роботом, не знающим чувств? За методом вместо живого человека? Да, каждое утро, замерев перед свалкой, именуемой моей секцией шкафа, я в муке. Мне нужно понять, какая рубашка мне сегодня по настроению, погоде,  узору звезд и степени чистоты. Не обижу ли я свои любимые рубашки, вдруг надев отверженку? Не возбуждю ли напрасных надежд среди рубашек-мизераблей, удостоив одну из них надева? Не уволят ли меня, увидев в одной и той же любимой рубашке третий день за одну неделю? А ведь есть еще проблемы взаимной нелюбви рубашек и брюк, брюк и ботинок... Иными словами – выходила ли ты замуж, чтобы остаться в скучном и правильном мире равномерных рубашек, в котором выросла? Или все-таки – чтобы вырваться из этого мира?
            - Хм... – задумчиво произнесла Метида.